План работы:

 

А. Введение

 

I.    Постановка проблемы.

II.  Цели и задачи.

III. Методология.

IV. Ограничения.

 

 

Б. Евангелия.

I. Определение жанра.

1. Сравнение c жанрами первого века.

            а. Биографии

б. Аретологии

в. Лекционарии

г. Мидраш.

2. Свидетельства самих Евангелистов.

3. Схема написания Евангелий.

4. Выводы.

II. Евангелисты как редакторы и богословы. Богодухновенность Евангелий.

1. Отличительные характеристики Евангелий.

2. Цели и аудитория авторов.

3. Обусловленность избирательного подхода к историческому материалу.

а. Примеры из Ветхого Завета

б. Пример Христа.

4. Богодухновенность.

а. Инспирация мысли.

б. Арамейский – Греческий.

в. Принцип адаптации.

5.     Синоптическая проблема.

            а. Гипотезы

            б. Предлагаемое решение.

6. Выводы.

III.  Основные отличительные правила толкования Евангелий.

1.     Вербальное сравнение.

2.     Контекстуальное сравнение.

3.     Первенство очевидцев в описательных деталях.

4.     Различия - соборная информация.

5.     Первенство хронологии Иоанна.

 

 

 

 

В. Притчи Христа.

   I. Определение терминов «притча» и «аллегория».

1.     Определения

            а. Юлихер.

б. Схема образования притчи и аллегории.

2. Соотношение притчи и реальности.

            а. Пример.

II.    Классификация притч.

1.     Притчи - поговорки.

2.     Простые притчи.

3.     Повествовательные притчи.

III. Правила толкования притч.

1. Важность литературного контекста.

2. Важность исторического контекста.

3. Главные и второстепенные детали.

4. Основание для доктрин.

       5. Развитие духовного слуха.

   IV. Цель использования притч.

1. Пояснить истину.

             а. Примеры.

 б. Использование притч раввинами времен Христа.

 2. Сокрыть истину - уберечься от шпионов.

   3. Пробудить аудиторию.

   4. Помочь запомнить вечные истины.

 

 

Г. Заключение. Общие выводы

I.      Евангелия.

II.    Притчи Христа.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А. Введение

 

I. Постановка проблемы.

 

Христос является основоположником самой большой по числу приверженцев религии - христианства. Его жизнь и служение - основа веры, учения и надежд христиан. Главным документом, рассказывающим  о Его миссии, являются Евангелия. Без них нам пришлось бы пребывать в беспомощных попытках согласования устных традиций, работающих по принципу «глухого телефона», примиряя друг с другом всевозможные фантазии, пример которым можно найти в апокрифических Евангелиях. Евангелия занимают 129 страниц Синодального издания Нового Завета, в сравнении с 163 страницами всего оставшегося материала, что составляет 44% всего объема второй части Священного Писания. Важность Евангелий, таким образом, переоценить невозможно.

Однако, несмотря на их очевидную значимость для христиан, в сознании большинства царит отсутствие ясной информации касательно цели Евангелий, их жанра, основных богословских направленности, правил толкования.

 

1/3 учения Иисуса Христа передана в Евангелиях притчами. Это слово встречается в Евангелиях около 50 раз. Многие притчи стали частью нашей культуры, языка. Все это говорит о их важности для современного христианина.

Вместе с тем зачастую как служители церкви, так и члены демонстрируют очевидную неосведомленность в вопросах определения самого термина, принципов толкования притч и цели из использования.

 

Все это побудило нас предпринять скромную попытку исследовать и осветить главные из указанных вопросов с целью прояснить сущность дела для автора и тех, кому этот материал окажется полезным.

 

 

 

II. Цели и ограничения.

 

В нашем исследовании мы в первую очередь преследуем цель систематизации, выявления наиболее верных из имеющихся мнений по всем вопросам, указанным в плане, прибегая к самостоятельному исследованию там, где мнения имеющихся источников на наш взгляд либо неверны, неясно выражены, либо отсутствуют. Таким образом надеемся достичь ясного понимания указанных вопросов.

 

 

 

 

 

 

 

III. Методология.  

 

Наша работа построена следующим образом.

В первой части мы исследуем Евангелия; пытаемся определить их жанр, схему написания, отличия друг от друга и природу этих отличий, вопрос богодухновенности и предлагаем отличительные правила их толкования.

 Во второй части мы исследуем притчи Христа; пытаемся определить значения термина «притча», сравнивая ее с аллегорией, указываем схему образования той и другой; далее рассматриваем основные правила толкования притч и цели их использования Христом.

После каждого раздела, где информация не дана в пунктах, мы предлагаем краткие промежуточные выводы, в конце работы - общие заключения.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Б. Евангелия.

I. Определение жанра Евангелий.

 

1. Сравнение с жанрами первого века.

Перед тем как приступить к изложению правил толкования Евангелий, необходимо определить их литературный характер. Что представляют собой Евангелия? Ответить на этот вопрос гораздо труднее, чем это может показаться с первого взгляда. Исследователи отмечают, что «никакие другие книги Нового Завета не являются столь трудными для критического исследования».[1] Было много дискуссий по поводу жанра Евангелий. Уникальна ли форма этих книг или существуют параллели, которые могли бы дать образец их жанру? Ведь предложить верное толкование возможно только при наличии четкого представления о природе текста, так как он определит правила толкования. Мы предлагаем рассмотреть основные точки зрения, которые были предложены для объяснения жанра Евангелий.[2]

а. Биографии. Толберт (1977) считает, что ключом к пониманию Евангелий является сравнение их с греко-римскими биографиями. Он пытается показать, что мифологическая точка зрения этих древних биографий имеет отношение к Евангелиям. Однако эти аргументы были подвергнуты глубокому изучению Д. Е. Оном, который отверг основные положения Толберта. Евангелия непохожи на биографии. В самом деле, Евангелия затрагивают только короткий период жизни Иисуса. Они почти ничего не говорят нам о его детстве и юности. Кроме отрывочных сведений о первых годах Его жизни, основное внимание уделено краткому периоду его общественного служения и особенно смерти и воскресения. Фактически, почти треть своих Евангелий авторы посвящают последней неделе жизни Иисуса. Этот момент будет подробнее рассматриваться далее, а сейчас мы переходим ко второй гипотезе относительно жанра Евангелий.

б. Аретологии. Была предложена еще одна категория, которая рассматривалась как возможное объяснение литературной формы Евангелий. Аретология – это повествование о чудесных делах, совершенных Богом или героем. В них внимание сосредоточивалось на греческом богочеловеке, и поэтому они предлагались как образец повествования об Иисусе. Однако «эта точка зрения очень спекулятивна, так как едва ли можно утверждать, что не существовало такой литературной аналогии, сравнение которой с Иисусом было бы совершенно необоснованным».[3] Трудно назвать какой-либо литературный жанр, который не был бы родствен евангельскому повествованию. Иными словами, у теории аретологии нет каких-либо особых свидетельств, позволивших бы ей занять место в противовес теории о других жанрах. Действительно, Евангелия сообщают о чудесных делах Христа, однако если видеть их цель только в описании чудес, значит искажать процентное соотношение размещения материала. 

в. Лекционарии. Эта теория предполагает, что Евангелия были составлены по образцу еврейских лекционариев (богослужебных книг, которые делились на определенные календарные циклы). По мнению П. Каррингтона (1952) Евангелия были составлены для использования во время общественных  богослужений. Он уделяет особое внимание Евангелию от Марка, считая, что во многих манускриптах  текст делится на отделы соответственно четырем субботам в месяц, а добавочные четырнадцать отделов предназначались для особых случаев. Подобные попытки предпринимались также в отношении Матфея и Иоанна. Главным аргументом несостоятельности этой гипотезы является невозможность доказать, что такие чтения проводились в первом веке. Христиане собирались в катакомбах, частных домах, на кладбищах, под открытым небом - везде, где была возможность собраться незаметно. В те времена не приходилось думать о составлении литургии и написания богослужебных книг для чтения. Вполне вероятно, и даже установлено, что на христианских богослужениях читались евангельские повествования после их написания, однако трудно предположить обратную связь, то есть что они специально для этого были написаны, так как возникает вопрос, что же читали до того как они были созданы в литургических целях.

г. Мидраш. Эта теория пытается проследить происхождение Евангелий от еврейского мидраша. Гоулдер (1974) сравнивает еврейский мидраш с Евангелием от Матфея. Прежде чем обсудить шансы этой теории на правдоподобность, необходимо уточнить, что понимается под мидрашем. В своем традиционном значении «мидраш» означает «исследовать», это комментарий библейских текстов. Евангелия, хотя и используют большое количество ветхозаветных пророчеств о Христе, вряд ли могут быть названы «толкованием». Если, как делает Р. Гундри (1982), рассматривать элементы мидраша как неисторическое приукрашивание текста, «тогда возникает вопрос, существовала ли такая ли такая литературная практика в еврейском подходе к истории. А то, что Евангелие представляло собой подобный образец, едва ли можно считать обоснованным».[4]

Итак, ни одна из попыток установить связь между Евангелиями и другими жанрами светской и внебиблейской религиозной литературы до сих пор не увенчалась успехом (интересно отметить, что апокрифические Евангелия гораздо ближе к вышеописанным литературным формам.[5]). Речь, конечно же, не идет о том, что евангелисты не использовали еврейские и греко-римские литературные приемы при написании Евангелий. Напротив, необходимость говорить еврейскому и греко-римскому миру требовала использования знакомых читателям конструкций. Главное в том, что евангелисты не копировали ни один из литературных жанров своего времени. Если согласиться с мнением, что не существует адекватных параллелей евангельскому жанру, то необходимо выяснить, в какой степени в данном случае к нему применимы принципы литературной критики. Можно ли рассматривать Евангелия как литературные произведения наряду с другими трудами? «Так как до сих пор не существует общего мнения относительно жанра, к которому можно их отнести, у нас есть все основания считать Евангелия уникальными».[6]

Литературная критика может оказать помощь в вопросах, касающихся текста. Как можно документ разделить на части, как можно объяснить порядок изложения и многое другое – эти вопросы действительно могут пролить известный свет на смысл текста, но главное, от чего мы предостерегаем, это попытка толковать Евангелия по правилам, которые к ним неприменимы.

2. Свидетельства самих евангелистов о своих трудах.

Чем все же являются Евангелия? Обратимся к свидетельствам самих авторов Евангелий.

Марк начинает свое повествование словами: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия» (Мк. 1:1). Мы можем сказать, что здесь он сам указывает жанр своего труда – Евангелие. Что это значит? Известно, что в переводе с греческого euangelion означает «благая весть». «Euangelion приобрело религиозную значимость в античных культах оракулов, но в первую очередь в культе императора: появление божественного правителя мира, его восшествие на трон, его указы – благая весть. На календарной надписи из Preine, Малая Азия, говорится о дне рождения Августа: «День рождения бога был для мира началом благой вести, которая распространилась ради него».[7] В контексте Нового Завета euangelion получило значение «весть о спасении».

Употребляется ли этот термин для характеризации вести, изложенной в Евангелии, или это название жанра? Очевидно, здесь присутствует и то, и другое. Уже в начале второго века словом euangelion обозначают записанную весть о спасении (Дидахе, 2Послание Клемента).[8] Суть благой вести заключена в содержании повествований. Мы упоминали уже, что все евангелисты посвящают значительную часть своих книг последней неделе жизни Иисуса. Основной их целью написания Евангелий, таким образом, было показать именно сам факт смерти и воскресения Христа и его значимость. «Описание благих дел, чудес и учения должно рассматриваться в перспективе, стремящейся к смерти и воскресению Господа».[9] Это мы видим и в проповеди апостолов после вознесения Христа – смерть и воскресение для них является основой благой вести.

Это составляет основное отличие Евангелий от всех других биографических произведений и является основным в оценке уникальности этих Писаний. «Уникальность центральной фигуры Евангелий делает их уникальными. Признание этого факта не исключает возможности их критического исследования, но поспешное и безусловное помещение их в один ряд со светской литературой здесь неприемлемо».[10]

 

3. Схема написания Евангелий.

Почти все трудности, с которыми встречаешься при толковании Евангелий, вырастают из двух очевидных фактов:[11] 1) Сам Иисус не писал Евангелий, они исходит от других, а не от Него. 2) Существует четыре Евангелия. На наш взгляд полезно было бы, рассматривая  первый факт и говоря о природе текста Евангелий, рассмотреть их в системе уровней передачи информации.[12] Что имеется в виду? Например, послания чаще всего имеют одномерный уровень. Это значит, что автор представляет свою собственную аргументацию, которая непосредственно отвечает на ситуацию адресата. Так:

 

Павел (54 г. н. э.)                                               Коринф (54 г. н. э.)

 

Авторы Евангелий, напротив, пишут в двух- и трехмерном уровне:

 

Иисус (30 г. н. э.)

 

Устная традиция  и

письменные источники

 

Лука (75? г. н. э.)                           Феофил (верующие неевреи) (75 г. н. э.)

 

Итак, у нас есть (1) изречения и действия самого Христа, (2) традиция, донесшая их, и (3) вклад самого автора, который выражается в отборе, компоновке и адаптации.

У Матфея эта схема короче на один шаг, образуя двухмерный уровень:

 

Иисус (30 г. н. э.)

 

Матфей (60? г. н. э.)                 Верующие из евреев (60? г. н. э.)

 

Такая система уровней передачи информации наблюдается, впрочем, не только у авторов Евангелий. Так, написание Моисеем книги Бытие может быть выражено следующим образом:

 

Исторические события

(ок. 4000-1700 г. до н. э.)

 

               Традиция

 

Моисей                                                 Израиль  

(ок. 1445-1405 г. до н. э.)       (ок.1445-1405 г. до н. э.)

                                                                                                           

 

Таким образом, материал и способ написания Евангелий продолжает традицию авторов Ветхого Завета, в частности, Пятикнижия. Мы видим здесь те же уровни/стадии: (1) реальные события в прошлом, (2) информация, сохранившаяся ко времени написания и (3) вклад самого автора. В этом отношении не представляется возможным говорить об отличии Евангелий от Пятикнижия. Как в одном, так и в другом случае время написания книги отдалено во времени от предмета описания, в обоих случаях присутствует необходимость работы с дошедшей традицией и организация материала по тематическому или иному признаку. Единственное отличие – факт большей удаленности во времени от описываемых событий (в сравнении с Лукой и Марком). В отношении же книги Исход, Левит, Числа, Второзаконие, все повторяет схему написания Евангелия от Матфея и Иоанна. Итак, Евангелия представляют собой образец разновидности библейского повествовательного жанра.

Эта схема, однако, будет не полной, если не учитывать фактор, очень хорошо осознаваемый евангелистами и определивший по существу отношение первых христиан к Евангелиям. Этот фактор – богодухновенность. Иисус Христос перед Своей смертью сказал: «Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам... Когда же придет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину; ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от моего возьмет и возвестит вам» (Ин 14:26; 16:13,14). В день Пятидесятницы ученики стали свидетелями исполнения этих слов Спасителя. Они знали, что Дух Святой пришел. В самом факте написания Евангелий, в частности, мы видим исполнение этого обетования. Евангелисты хорошо понимали, что их труд не является просто справочником по истории появления христианства. Мы читаем у Иоанна: «Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин. 20:31). Так же воспринимался этот материал и апостолом Павлом: Гал. 1:11-12. Евангелисты понимали, что они не являются авторами, но всего лишь передают весть. Они, безусловно, должны были проводить своеобразное исследование, систематизировать материал, придавать ему форму, и т. д., но не являлись редакторами в том смысле, как это представляется  историко-критическим методом. Ниже мы вернемся к более подробному рассмотрению этого вопроса, сейчас же ограничимся следующей схемой:

 

Иисус

                                    

Традиция                  Дух Святой

  

Евангелист                  Читатели

 

В некоторых случаях евангелисты называют Евангелие свидетельством. Отец Церкви второго века Юстин Мученик называл их «воспоминаниями апостолов».[13] Слово свидетельство (marturia) и Евангелие (euangelion) очень часто связано по смыслу и встречаются для обозначения одного и того же. Например: «Ибо вас будут предавать в судилища, и бить в синагогах, и пред правителями и царями поставят вас за Меня, для свидетельства (marturion) пред ними. И во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие (euangelion)» (Мк. 13:9); «И проповедано будет сие Евангелие (euangelion) Царствия по всей вселенной, во свидетельство (marturion) всем народам; и тогда придет конец» (Мф. 24:14). Иоанн прямо заявляет о себе, как о свидетеле: «И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, даты вы поверили» (Ин.19:35); «Сей ученик и свидетельствует о сем и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его» (Ин.21:24). Таким образом, Евангелие от Матфея и Иоанна можно назвать еще и показаниями свидетелей или очевидцев. Итак:

 

                Иисус                                       

 

Традиция/Свидетельство                   Дух Святой

 

            Евангелист                                  Читатели

 

4. Выводы:

 

1.   Евангелия не являются повторением какого-то литературного светского или религиозного внебиблейского жанра, они уникальны.

2.   Уникальность Евангелий является основой для уникальности, с точки зрения герменевтики profana, принципов их толкования.

3.   Евангелисты повторяют ветхозаветную традицию написания, в частности Моисея. Их поэтому можно ставить в один ряд с ветхозаветными книгами.

4.   Жанр Евангелий на данном этапе можно определить как библейский повествовательно - биографический.

5.   Евангелие от Матфея и Иоанна являются также и свидетельствами очевидцев.

 

 

 

II. Евангелисты как редакторы и богословы. Богодухновенность Евангелий.

 Если Евангелия представляют собой уникальный жанр и они богодухновенны, тогда к ним необходимо применять иные, уникальные методы исследования, те, которые не противоречат принципам и методологии евангелистов.

 

 

1. Отличительные характеристики Евангелий.[14]

Матфей. Автор первого Евангелия был очевидцем событий, произошедших в течение примерно последней половины служения Иисуса. По длине и полноте его запись уступает только Луке. Из 179 случаев, упоминаемых в согласовании Евангелий, Матфей дает 95, что составляет 53%, и из этих 14 встречаются только у него. Матфей стремится сгруппировать события в тематическом порядке; в результате его повествование часто отклоняется от строгого хронологического порядка. Матфей преимущественно рассказывает проповеди Христа и другие беседы, такие как Нагорная проповедь (5-7 гл.), наставление двенадцати (10 гл.), проповедь у моря (13 гл.), последний день научения в храме (21,22 гл.), и второе пришествие (24, 25 гл.). У Матфея 21 из 40 притч, записанных разными писателями Евангелий, и 20 из 35 чудес.

Марк. Насколько известно, Марк не был очевидцем событий, которые описывает. Большинство считает, что он излагает жизнь Христа согласно услышанному из уст апостола Петра. Марк упоминает 79 из 179 случаев, перечисленных в согласовании Евангелий (около 44%), или почти столько же, сколько Матфей в объеме менее чем две трети по сравнению с Матфеем. Марк упоминает 18 из 35 чудес, но только 6 из 40 притч. Совершенно очевидно, что целью Марка было рассказать больше о том, что делал Иисус, чем то, что Он говорил. Евангелие от Марка можно назвать, за недостатком более точного термина, краткой биографией нашего Господа. Оно следует гораздо более точной хронологической структуре, чем евангелие от Матфея. Особо поражает схожесть между Матфеем и Марком. Подобным же образом у  Марка очень много схожего с Лукой, но Матфей отражает Луку меньше, чем Марка.

Лука. Как особо отмечает Лука (1:1-4), он не был очевидцем событий, которые описывает. Его Евангелие длиннее и полнее чем любое другое. Из 179 случаев у Луки записано 118, или около 66%. Из них 43 случая уникальны и встречаются только в него. Преимущественно они касаются младенчества и детства Иисуса (1, 2 гл.) и периода служения в Перее (9:51-18:34), которому Лука посвящает 31% общего объема. Его порядок изложения более хронологичен, чем у Матфея, но не так как у Марка, а особенно у Иоанна. Лука рассказывает 26 из 40 притч и 20 из 35 чудес. С исторической точки зрения Евангелие от Луки наиболее насыщенно и полно, чем любое из двух первых Евангелий, а также Иоанна. Лука стоит на первом месте  с точки зрения объема, насыщенности, уникальности и числа упомянутых чудес.

Иоанн. В охвате и содержании Евангелие от Иоанна почти полностью отличается от синоптических Евангелий. Хотя автор четвертого Евангелия был очевидцем жизни и служения Иисуса с начала до конца, он упоминает только 48 из 179 случаев, перечисленных в согласовании Евангелий (27%), намного меньше чем любой другой (см. 20:30,31; 21:25). Однако из этих 48 случаев 31 упоминается только им. Без записи Иоанна мы имели бы мало или совсем не имели бы информации касательно первого года служения Христа, которое прошло преимущественно в Иудее. Однако важнее всего то, что Иоанн один среди писателей Евангелий следует строгой хронологической последовательности от начала до конца и дает основу, благодаря которой возможно определить примерную продолжительность служения Христа.

Держа во внимании всю жизнь и служение Иисуса, Иоанн избрал в первую очередь те случаи, которые отмечали поворотные моменты и кризисы. Однако в каждом случае он проявляет больше интереса к важности события, – что отражено всякий раз прилагающимся наставлением, – чем к самому случаю. Как Матфей, хотя и не повторяя, Иоанн приводит различные беседы значительной продолжительности; тем не менее Матфей большей частью описывает Царствие небесное и его характеристики, в то время как Иоанна почти исключительно интересует вопрос природы Иисуса как воплощенного Бога и цель Его миссии. Иоанн не столько рассказчик проповедей как Матфей, или биограф как Марк, или историк как Лука. Он в первую очередь богослов, чье вдохновенное видение вело его к изображению Иисуса Христа как воплощенного сына Божия.

Следующая таблица дает общие сведения относительно Евангелий и их отличий:

 

Матфей Марк  Лука   Иоанн

1. Упоминание случаев (исходя из общего числа 179):

Количество случаев………………. . . . . . . . . . . . . .95       79      118       48

В процентах в сравнении с общим числом………53        44       66        27

3. Уникальные случаи (исходя из общего числа 179):

Количество случаев…………... . . . . . . . . . . . . . . .14         1        43         31

Процент из общего числа… . . . . . . . . . . . . . . . . . .8         1        24         17

4. Хронологическая точность (количество событий). . . .88        96      94         100

5. Количество притч (из упомянутых 40) . . . . . . ………...21         6        26         0

6. Количество чудес (из упомянутых 35) . . . . . . ………….20        18       20         8

 

 

 

2. Цели и аудитория авторов.

Итак, Евангелия действительно различны по насыщенности, виду материала, объему и так далее. Это очевидно даже после беглого прочтения. Однако главный вопрос, который нам необходимо на данном этапе разрешить - чем объясняются эти различия? Идет ли речь здесь о неточности, искажении событий, стремлении придать фактам свой собственный смысл и значение? Являются ли Евангелисты редакторами, свободно и бесконтрольно пользующимися материалом, с целью провести свою линию и по-своему интерпретировать события? Есть ли между ними богословские расхождения?

Прежде всего, Евангелисты действительно выступают как богословы. Каждый из них пишет с определенной целью. Она состоит не просто в том, чтобы точно передать последовательность событий и полноту информации, иначе достаточно было бы одного Евангелия. Цель каждого из них определяется адресатом, аудиторией, к которой они обращались. Эта цель, в свою очередь, может быть достигнута подборкой тех материалов, которые способствовали бы полнейшему раскрытию темы. Евангелисты, таким образом, выступают как редакторы исторического материала, подчиняя, под водительством Духа Святого, информацию поставленным в своих Евангелиях целям. Коротко их цель в связи с аудиторией можно представить следующим образом.

Матфей. «Особая цель автора этого Евангелия – истолковать миссию Христа в отношении к иудеям, язычникам и иудейским Писаниям».[15] Аудитория Матфея состояла, очевидно, в первую очередь из иудейских христиан и неверующих иудеев. Его целью, очевидно, было обратить последних к вере в Иисуса как Мессию пророчеств и утвердить веру первых. Более чем кто-либо другой из евангелистов Матфей представляет Иисуса как Того, на Кого указывали все прообразы Ветхого Завета и в Ком они нашли свое исполнение. Он описывает, что Христос пришел не для того чтобы отменить закон, но исполнить его (5:17). Он представляет Иисуса как сына Авраама, отца еврейского народа и сына Давида, наиболее славного царя.

Марк. «Поскольку Евангелие было написано церкви в Риме, оно очевидно было специально создано для того чтобы удовлетворить нужды римских христиан, столкнувшихся с гонениями во времена  Нерона».[16]  Марк подчеркивает описание Христа как человека действия. Его ударение на чудеса делает очевидной его цель подчеркнуть могущественную силу Божью, засвидетельствованную многими знамениями и чудесами, совершенными Христом. Это главное свидетельство Марка в отношении божественности Христа. Марк доказывает, что Христос – Мессия свидетельствами божественной силы, что, должно быть, было более убедительно для его читателей – христиан из язычников, возможно римлян.

 Лука. «Книга указывает на читателей – язычников. Автор заменяет арамейские слова греческими. Он также пытается датировать события по римскому календарю и высказывает уважение к римскому императору»[17] Лука приводит Христа в близкое соприкосновение с человеческими нуждами, подчеркивая человеческую сторону Его природы и представляя Его как Друга человечества. Лука, адресуя свой труд людям всех национальностей, прослеживает родословную Христа к Адаму, отцу всего человечества. Более чем любой другой евангелист Лука отмечает случаи, открывающие интерес и служение Христа язычникам.

Иоанн. «Целью этого Евангелия было противостоять ереси гностицизма, которая прокладывала пути в христианство уже во времена Павла».[18] Сам он указывает свою цель так: «Сие же написано, дабы вы знали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (20:31). «Это он пытается сделать, доказывая божественность Христа; а божественность Христа «знамениями, которые делает Иисус».[19]

 

 

3. Обусловленность избирательного подхода к историческому материалу.

Итак, краткое рассмотрение основных задач, которые ставили перед собой авторы разных Евангелий, показывает, что эти задачи  и определили разный материал, который используется евангелистами. Речь ни в коем случае не может идти о противоречии, ибо это все равно, что утверждать о наличии противоречия между поэтическим и научным описанием весеннего дождя. Мы не обнаруживаем теологических противоречий между евангелистами. Различимые богословские акценты подчинены стремлению ответить на нужду аудитории. «Речь идет о книгах исторического характера, заключающих в себе происходившие в прошлом события, интерпретированные и упорядоченные в соответствии с теологическими требованиями (подобная обработка производилась в интересах христианских общин)».[20]

а. Интересно отметить, что Священное Писание предлагает подобный же пример в Ветхом Завете. Речь идет о сравнении книг Царств и Паралипоменон. При сравнении обнаруживается, что части информации переставлены местами, иногда информация присутствует в одной, отсутствует в другой книге и т. д. Авторы этих книг избирательно подходили к материалу, стремясь достичь своей цели.Для этого достаточно сравнить повествование о царствовании Соломона во 3 Царств и 2 Паралипоменон.

б. Важно отметить, что Христос применял ту же методологию.

«Ему подали книгу пророка Исаии; и Он, раскрыв книгу,  нашел место, где было написано: «Дух Господень на мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное» (Лук. 4:17-19). Здесь Иисус цитирует Ис.61:1,2, однако обрывает последнюю фразу и не заканчивает предложение из Исаии, которое звучит «и день мщения Бога нашего». Почему Христос поступает так? Ответ прост – Его миссия во время первого пришествия не состояла в том, чтобы проповедовать день мщения. По этой причине Он опускает эту часть пророчества, упоминая только то, что необходимо чтобы донести весть, в которой нуждаются Его слушатели сейчас. Итак, мы видим здесь принцип избирательного подхода, нацеленный на удовлетворение нужд аудитории. Можно было бы обвинить Христа в том, что Он искажает реальность, однако Он нигде перед этим не обязался истолковывать все пророчество целиком, Его мотивы здесь весьма ясны.

Интересно также отметить, что при исцелении разных людей Христос применял разный метод и преподавал разные духовные истины. Казалось бы, одна болезнь должна лечиться одним способом, раз речь идет об одной Божьей силе, но в служении Христа наблюдается дифференцируемый подход, который определяется нуждой каждого конкретного человека. Так, одного слепого Он исцеляет прикосновением, другого пачкает в грязи и заставляет умываться (Мк 8:22; Мф 20:30). Одних прокаженного исцеляет словом, другого прикосновением (Мф 8:2; Лк 17:12) и т. д.

Таким же образом обстоит дело с евангелистами и их избирательным подходом к фактам истории. «Никто из них не замыслил написать полную биографию; каждый походит высоко и намеренно избирательно, используя из огромного числа случаев короткой Палестинской жизни те, которые помогают главную мысль».[21] Они нигде не заявляют, что намерены изложить детализированное всеобъемлющее повествование о жизни и служении Иисуса Христа. Напротив, мы встречаемся с ограничениями, которые они сами указывают (Лук. 1:4, Ин. 20:30,31). Поэтому, обвинять их в невыполнении того, что они и не собирались делать, неразумно с точки зрения методологии.

 

 

4. Богодухновенность.

В этом же ключе решается и вопрос богодухновенности. Мы увидели, что подход евангелистов можно найти у Моисея, авторов 3Царств и 2Паралепоменон и у Христа. В отношении методологии Евангелия повторяют предшествующее откровение Божьей воли. У нас нет серьезных оснований подвергать сомнению их богодухновенность. Однако часто сомнения касательно этого вопроса возникают из-за мелких различий в описании слов и событий разными Евангелиями. Сколько раз пел петух, сколько бесноватых было исцелено на другом берегу Галилейского моря, сколько было слепых, исцеленных Христом, где Он их встретил – при входе в Иерихон или при выходе из него – эти и подобные вопросы неоднократно использовались в качестве свидетельства небогодухновенности Евангелий. Как быть с ними?

Наверное уместно здесь для начала вспомнить следующее высказывание. «Некоторые из них (затруднений) считались ошибками, или по крайней мере, противоречиями, однако они исчезали по мере того, как вместе с накоплением лингвистической, исторической, археологической и научной информации возрастало наше понимание Библии».[22] Тем не менее, исходя из кругозора автора данного исследования, мы предлагаем некоторые попытки ответов на вышеупомянутые и подобные им вопросы.

а. Инспирация мысли.Прежде всего, мы, веря в инспирацию мысли, полагаем, что небольшие неточности в Писании вполне возможны, так как везде, где присутствует грешный человек, присутствуют неточности. Бог не был составителем слов, выражений, грамматических и синтаксических конструкций Священного Писания. По этой причине мы иногда встречаемся с неточностями. Это, однако, не означает, что Бог допустил искажение вести. Всякий раз, когда присутствовал риск искажения воли Божьей, Он вмешивался в процесс и вносил поправки (2Цар 7:1-12).

б. Арамейский – Греческий. Еще одним важным моментом в попытке понять существующие неточности в разных Евангелиях может являться тот факт, что Христос проповедовал по арамейски. Разные переводчики обычно по-разному выражают одну и ту же мысль. Речь идет именно об одной мысли, выраженной разными способами. Поскольку Евангелия написаны на греческом, важно помнить, что они являются переводом слов Христа и могут отличаться в деталях, что касается высказываний.

в. «Принцип адаптации («избирательного подхода», обсужденный нами в предыдущем разделе) также объясняет большинство так называемых несоответствий в Евангелиях. Одно из наиболее часто отмечаемых - это проклятие смоковницы (Мк 11:12-14, 20-25, Мф 21:18-22). В Евангелии от Марка эта история рассказывается ради ее символического теологического значения. Отметьте, что между проклятием и засыханием смоковницы Иисус произносит подобное осуждение иудаизма Своим очищением храма. Однако, история со смоковницей имела огромное значение для ранней церкви еще и потому, что ее завершал урок о вере. В Евангелии от Матфея урок о вере является единственным интересом истории, поэтому он описывает проклятие и засыхание вместе, чтобы подчеркнуть свою мысль».[23]

Таким образом, главный вопрос, который на наш взгляд необходимо задать, звучит так: изменяют ли эти маленькие различия весть, которую евангелист, под влиянием Святого Духа, желает донести? Ответом на этот вопрос во всех случаях таких разногласий будет «нет». Иными словами, нет действительно серьезных оснований считать мелкие разногласия препятствием на пути принятия всех четырех Евангелий в качестве авторитетного богодухновенного свидетельства о жизни Христа. Есть все основания считать, что наличие четырех Евангелий является результатом действия Провидения. «One cannot always prove what the best solution is in any given case, but there are no «contradictions» or «errors» that necessarily impugn the integrity of any of the gospel writers or that threaten the trustworthiness of what they have written».[24]

Действительно, неужели апостолы не видели проблемы несогласованности? Неужели не видны противоречия? Или возможно они по-другому подходили к этим трудам? Ведь, если Евангелия – это просто результат человеческой деятельности, то их должны были исправить и лишить нас мук исследования источников. Такая попытка и была сделана. Диатессарон Татиана в 170 г. н. э. разрешил проблему «противоречий», однако церковь его не приняла. Почему? Очевидно, она знала нечто, что неведомо современным критикам, а именно: Евангелия – это не только плод деятельности Матфея, Марка, Луки, Иоанна, но и Духа Святого, поэтому отношение к ним, как к уникальной литературе было соответствующим.

 

 

5. Синоптическая проблема.

Что такое синоптическая проблема? Этот термин происходит[25] от греческого syn – «вместе», optanomai – «смотреть», что дает «общий взгляд». Это вопрос о литературной взаимосвязи первых трех Евангелий.[26]  По крайней мере со времени Августина (умер в 430 н.э.) христианские исследователи знали о литературном сходстве, существующем между синоптическими Евангелиями и многие исследователи пытались реконструировать историю этих взаимосвязей. Особенно энергичные попытки разрешения этой проблемы были предприняты с начала 19 века.

а. Вот особо важные из предложенных гипотез:[27]

1.                  Теория одного оригинального арамейского Евангелия. Отец церкви Папиий, согласно цитате Евсевия (Ecclesiastical History iii. 39. 16; Loeb ed., p. 297) заявляет: «Матфей собрал изречения на еврейском (арамейском) языке». На основании этого утверждения некоторые авторы заключили, что те отрывки, которые почти идентичны  у Синоптиков, взяты Марком и Лукой из оригинального арамейского Евангелия Матфея.

2.                  Фрагментарная теория.

3.                  Теория двух источников. Согласно этой теории существует два основных источника, на основании которых синоптики составляли свои повествования. Первый из этих источников – Евангелие от Марка, которое считается написанным первым из канонических Евангелий. Второй документ – это материал, общий для Матфея и Луки, называемый Q, от немецкого Quelle, «источник».

4.                  Теория арамейских оригиналов. Charles Cutler Torrey предложил эту теорию в 1912 г. Он считает, что все Евангелия вначале были написаны по арамейски. Поскольку у нас есть только греческие Евангелия, расхождения между ними, по его мнению, объясняются невенымми переводами. Для восстановления истинной картины необходимо снова осуществить перевод на арамейский.

5.                  Теория форм. In 1919 Martin Dibelius предложил новый подход к синоптической проблеме, известный по немецкому термину Formgeschichte, или «критика формы». Эта теория была расширена R. Bultmann.

6.                  Теория четырех источников. В 1924 г. B. H. Streeter (The Four Gospels: A Study of Origins) предложил модификацию теории двух документов, где пытается дать объяснение материалу у Матфея и Луки, который отсутствует у Марка.

б. На наш взгляд, если отбросить некоторые предпосылки теории четырех источников и свести ее к схематической иллюстрации расположения материала, она представляет довольно здравую картину, которая показывает взаимозависимость материала синоптических Евангелий.[28] У Матфея и Луки есть общий материал, который есть и у Марка. Кроме этого у них есть еще общий материал, которого у Марка нет (Q). Далее, у Матфея есть материал, присущий только ему (М), у Луки - также (L). 

Марк

            

                М       Матфей      Q                         Q                      Q      Лука       L

      

 

M                                                                                                                        L

    

6. Выводы:

1.                  Каждый евангелист писал с определенной целью, которая диктовалась потребностями аудитории.

2.                  Разные цели определяли подбор материала для их достижения. Здесь евангелисты использовали методологию Моисея, авторов 3Царств, 2Паралипоменон и Христа.

3.                  Мелкие различия деталей могут объясняться теорией инспирации мысли и не влияют на неповрежденность вести.

4.                  Мелкие расхождения в словах и выражениях могут объясняться тем, что Евангелия передают греческим языком арамейские изречения Христа.

5.                  Богодухновенность Евангелий не может быть оспорена на основании небольших расхождений. История принятия четырех Евангелий в противовес «отлаженному» Диатессарону показывает, что таким же было мнение первых христиан.

6.                  Синоптическая проблема не может быть сегодня до конца решена, однако на наш взгляд теория четырех источников дает наиболее здравый взгляд на проблему.

 

 

 

III. Основные правила толкования Евангелий.

 

 Исходя из вышеизложенного, правила толкования Евангелий не могут отличаться от толкования Пятикнижья, книг Царств, Паралипоменон или другой повествовательной исторической книги Библии. Напомним кратко эти правила:[29]

1.                         Библейские рассказы – не просто о людях, но о Боге.

2.                         Это не аллегории или истории со скрытым смыслом.

3.                         Нельзя толковать отдельные детали в отрыве от всего повествования.

4.                         Доктрины или правила поведения не передаются прямо.

5.                         Вовсе необязательно, что событие, имевшее место в истории, непременно может повториться в будущем.

6.                         Поведению героев не всегда дается оценка.

7.                         Повествование избирательно, указывается только то, что раскрывает главную цель автора.

 Однако, по причине наличия четырех Евангелий, есть и некоторые особенности, которые на наш взгляд необходимо подчеркнуть.

1. Посмотреть, какими словами передается отрывок в других Евангелиях. Например, слова «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником» (Лук 14:26) легче понять, прочитав Мф. 10:37 – «Кто любит отца  или мать более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». В Нагорной проповеди у Матфея слова «блаженны плачущие, ибо они утешатся» (5:4) соответствуют словам Луки «блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь» (6:21), что открывает еще одно измерение слов Христа. Понять смысл «мерзости запустения» (Мф 24:15-16) легче, прочтя у Луки «Когда же увидите Иерусалим, окруженный войсками, тогда знаете, что приблизилось запустение его...» (21:20,21). 

2. Посмотреть, в каком контексте предлагается отрывок в других Евангелиях, понять, почему автор поместил его именно туда, какие богословские цели преследовал.[30] Например, Матфей (5:3) упоминает нищих духом; эту мысль легче понять, сравнив с контекстом этого же изречения у Луки (6:24), где духовная нищета связана с материальной.

3. При наличии расхождений в описательных деталях повествования доверять больше тем евангелистам, которые были очевидцами. Например, Марк 5:2 и Лук 8:27 говорят, что в стране Гадаринской Христос исцелил одного бесноватого. Матфей же (8:28) указывает, что их было двое. Скорее всего? один из них был более свирепым.[31] В данном случае необходимо отдать предпочтение Матфею, как очевидцу. Второй пример – количество слепых, исцеленных Христом. По Марку (10:46) и Луке (18:35) был исцелен один человек, по Матфею – два (Мф 20:30).

4. Различия в деталях считать соборной информацией, проливающей полный свет на происшедшее событие. Один из предыдущих примеров – об исцелении слепых – позволяет не только определить количество исцеленных, но и имя одного из них. Пример с надписью на кресте также показывает возможность собирательного значения. Матфей говорит (27:47) «Сей есть Иисус, царь Иудейский», Марк (15:26) – «Царь Иудейский», Лука (23:38) – «Сей есть Царь Иудейский». У Иоанна же (19:19) читаем: «Иисус Назорей, Царь Иудейский». Стр. 112 Фи

5. Помнить, что евангелисты не выступают как хронологи, преследуя больше тематические цели. В отношении хронологии следовать Иоанну.

 

 

 

 

В. Притчи Христа.

 

I. Определение терминологии.

Евангелия, повествуя об учении Иисуса Христа, большое значение отводят притчам. Фактически, в притчах преподана 1/3 Его учения.[32] Слово притча в синоптических Евангелиях встречается около 50[33] раз и это говорит о том, что притчи были одним из любимых приемов Христа. Наверняка большая часть христиан знает многие притчи наизусть, они часто используются как во время богослужения, так и в обыденной жизни.

Но что такое притча? Как ее распознать в тексте? Каковы основные правила толкования притчи? С какой целью Иисус избрал этот метод преподавания? Содержится ли в притче один смысл или несколько? Вот главные вопросы, которые мы попытаемся осветить во второй части нашей работы.

1. Что такое притча? Словарь Даля определяет ее как «поучение на примере». Аристотель определял притчу как «иллюстративное сравнение».

Литературоведческий словарь дает следующее определение: «Притча – дидактико-аллегорический жанр литературы, в основных чертах близкий басне. В отличие от нее форма притчи 1) возникает в некотором контексте, в связи с чем она 2) допускает отсутствие развитого сюжетного движения и может редуцироваться до простого сравнения, сохраняющего, однако, символическую наполненность; 3) с содержательной стороны отличается тяготением к глубинной «премудрости» религиозного или моралистического порядка.»[34]

По-гречески притча - parabole, что буквально означает «нечто, брошенное рядом с другим», отражая таким образом сравнение или иллюстрацию. В Септуагинте это является нормативным переводом еврейского mashal, которое, в свою очередь, значат «быть подобным».[35] Речь идет о том, что существует нечто общее в этих расположенных рядом предметах, что позволяет провести между ними аналогию. Притча основана на вере в то, что все существующее сотворено Богом, Он проявляет себя как в нравственных законах, так и в законах природы, социальных и иных естественных законах. Эти законы имеют один источник, следовательно, должны отражать одни вечные истины.[36]

а. Большинство читателей Нового Завета думали что знали, что такое притча, до того как немецкий ученый Адольф Юлихер издал свое эпохальное двухтомное исследование «Die Gleichnisreden Jesu» (1886, 1899).[37] Беря свои определения из риторики Аристотеля, Юлихер заявил, что существует четкое различие между притчей и аллегорией. Согласно ему  аллегория - это расширенная метафора и должна быть раскодирована для того, чтобы ее понять, в то время как притча - это расширенное сравнение, которое предлагает довольно простую аналогию. Оба вида тропа можно разделить на «часть иллюстрации» (Bildhalfte) и «часть реальности» (Sachhalfte). В случае аллегории существует много пунктов сравнения (tertia comparationis) между двумя аспектами тропа, но в случае истинной притчи есть только один сравнения tertium comparationis. Иначе говоря в аллегории каждая деталь обозначает что-нибудь, но в истинной притче есть только один пункт, и остальная часть истории - просто материал, необходимый для повествования. Далее, Юлихер настаивал, что не существует смешания двух типов тропа. «Половина аллегории и половина притчи - говорил он - это просто мифологическое существо». Юлихер пытался таким образом восстать против тенденции, берущей начало со времен отцов церкви - толковать евангельские притчи как аллегории.    

Однако возникла сложность с интерпретацией притч самими Евангелиями. Создавалось впечатление, что каждая деталь притчи о сеятеле и притче о сети (Мф 13 гл.) наделяется особым значением, как аллегория. Поэтому Юлихер пришел к заключению, что истолкование, предлагаемое в Евангелии к притчам Христа, не достоверно: оно не является изначальным значением, замысленным Иисусом, но изобретено ранней церковью. «Иисус говорил истинные притчи, а не аллегории» - говорил Юлихер, посвятивший второй том своего труда реконструированию изначального значения.

 Главная проблема, вызвавшая нападки на предложенное Юлихером разделение притчи и аллегории, сражаясь против которой он так переусердствовал, - толкование притчи о сеятеле и притчи о сети якобы в смысле аллегории - может, на наш взгляд, быть легко решена, если убрать одну предпосылку Юлихера, а именно: «Христос учил только притчами». По нашему мнению, нет достаточных оснований считать притчу о сеятеле и притчу о сети аллегориями,[38] равно как мы не можем согласиться и с тем, что Христос вовсе не использовал в Своей проповеди аллегорий. В каждом конкретном случае необходимо решать этот вопрос заново. Мы полагаем, что деление, предложенное Юлихером, лучше всего соответствует сути каждого из тропов и с литературоведческой точки зрения безупречно. Кроме того, оно помогает избежать многих недоразумений, связанных с толкованием притч Христа, что мы надеемся показать ниже.

б. Для лучшего понимания термина «притча» мы предлагаем сравнить ее с аллегорией, проследив способы их образования.[39]

Два простейших литературных приема - сравнения и метафоры. Сравнение - это выраженное уподобление: обычно в нем используются слова «как» или «подобно». Подчеркивается какой-либо элемент сходства между двумя мыслями, категориями, действиями и т. д. Предмет и то, с чем его сравнивают, остаются разделенными (т. е. не «Царство Божье есть...», а «Царство Божье подобно...»).

Метафора - вид тропа, перенесение свойств одного предмета (явления или аспекта бытия) на другой, по принципу их сходства в каком-либо отношении или по контрасту... Метафора - это скрытое сравнение, в котором слова «как», «как будто», «словно» опущены, но подразумеваются.[40] Предмет и то, с чем он сравнивается, объединены, а не разделены. Например, «Я есмь хлеб жизни», «Вы - свет мира» и т. д. Предмет и то, с чем он сравнивается, объединены, происходит отождествление.

Притчу можно определить как расширенное сравнение. Уподобление здесь выражено, предмет и то, с чем он сравнивается, объяснены более полно и остаются разделенными.

Подобно этому, аллегорию можно определить как расширенную метафору: сравнение прямо не выражено, а предмет и то, с чем он сравнивается, объединены.

Схематически взаимоотношения между сравнением и притчей и между метафорой и аллегорией можно представить так:

 

Сравнение                   расширение                     Притча

 

 

Метафора                     расширение                   Аллегория

 

2. Важно также отметить, что притча использует реальные действия, события, в качестве иллюстрации духовных принципов. Это земная реальность, отражающая духовную реальность. В отличие от нее аллегория не является описанием реальности. Христос не является хлебом в реальной жизни. Мы не представляем собой источник физического света. Таким образом, аллегория намеренно творит вымышленную реальность, для того чтобы точно описать духовную реальность. «Истинная аллегория - это рассказ, где каждый элемент означает нечто чуждое самому рассказу».[41]

Нужно сказать, что в некоторых трудах существует поразительная неясность касательно различия терминологии. Например: «Притча - это расширенная метафора, описание некоего общеизвестного действия или объекта как иллюстрация духовной истины».[42] Здесь налицо противоречие в самой формулировке. Если притча - это расширенная метафора, а метафора - это прямое отождествление, тогда как можно вести речь об «общеизвестном действии или объекте как иллюстрации»?

Главный вопрос на этом этапе - верно определить, имеем мы дело с притчей или аллегорией.

а. Следующий пример отражает возможные проблемы при неверном определении литературного жанра: Лук 16: 19-31. Чем является этот отрывок?

В большинстве изданий синодального перевода, где в начале каждой главы дается краткое содержание, указывается, что это притча. Нужно сказать также, что и в некоторых адвентистских трудах можно встретить такое же мнение.[43] Правда, всякий раз следует объяснение того, что Христос здесь не говорит об идее бессмертия души, однако, называя этот отрывок притчей, авторы фактически, с точки зрения терминологии, заявляют о «земной реальности, указывающей на небесную реальность», что делает объяснение весьма путанным.

На самом же деле этот рассказ является аллегорией, на что указывает целый ряд несоответствий реальности[44] (лоно (грудь) Авраама, расстояние между «раем» и адом, язык, персты, глаза, голосовые связки у души). Известно также, что Христос повторяет здесь распространенный древневосточный миф, что не является истиной реальностью. Итак, поскольку аллегория по определению - это вымышленная реальность, этот отрывок Священного Писания, являющийся ею, не может служить даже намеком для доктрины о бессмертии души.

 

 

 

II. Классификация притч Христа.

Здесь мы представим классификацию по форме выражения.[45]

1.Притчи - поговорки или присловия. Эти притчи представляют собой живописные образные сравнения, содержат не более одного глагола; мудрость их выражена в предельно лаконичной форме. Например: «Никто не может служить двум господам...» - Мф 7:24; «Врач! Исцели самого себя!» - Лк 4:23, «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» - Мк 2:17, «Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленной ткани... Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие...» - Мк 2:21-22.

2.Простые притчи. Этот вид притч напоминает маленький этюд, мимолетную зарисовку, знакомую всем историю, действие которой происходит в настоящее время. Притчи такого рода рассказывают о жизненном опыте простых людей. Например, притча о сеятеле, о потерянной овце, о потерянной драхме, о строительстве башни, дома, о сокровище, скрытом на поле и т. д.

3.Повествовательные притчи. Притчи этого класса выстроены на каком-нибудь случае, совершившемся в прошедшем времени. В них намечены контуры характеров действующих лиц, присутствует завязка, развитие действия, кульминация и концовка. Например, притча о блудном сыне, о добром самарянине, о безумном богаче, о неверном управителе, о злых виноградарях.

 

 

III. Правила толкования притч Христа.

Мы перечислим главные ключевые факторы, которые помогут ориентироваться в мире евангельских притч.

1. Важность литературного общего и непосредственного контекста.[46]

А. Притча чаще всего служит иллюстрацией к мыслям, которые Христос излагал в предшествующих поучениях.  

Б. Возможно, притча является ответом на какой-то определенный вопрос; знание его значительно поможет раскрытию смысла притчи (Мф 19:27).

В. Иногда авторское значение ясно раскрывается Иисусом во введении к притче (Мф 13: 24, 31, 33, 44, 45, 47).

Г. Иногда подразумеваемое значение раскрывается через применение притчи (Мф 15:13; 18:21,35; 20:1-16; 22:14; 25:13; Лук 12:15,21; 15:7,10; 18:1,9; 19:11).

Д. Иногда дополнительный смысл придает  хронологическое расположение притч в жизни Иисуса. Например, притча о виноградарях (Лк 20:9-18) приобретает особую остроту благодаря тому факту, что она была рассказана перед самым распятием.

Для уяснения значения притчи необходимо внимательно прочитать главу, а может быть и несколько глав, предваряющих проповедь Христа в форме притчи. «Толкования притчи, игнорирующие контекст, в котором она предложена, могут быть интересными гипотезами, но очень мало вероятно, что они выражают мнение, подразумеваемое Христом.»[47]

2.Знание исторического, социального и культурного контекста времени произнесения притчи.[48]

Христос проповедовал Евангелие в определенной культурной среде, богатой обычаями и традициями, по этой причине чем больше мы знаем эту информацию, тем легче правильно понять притчу. Например, чтобы погасить свечу, ее ставили под сосуд, поэтому зажечь свечу и поставить под сосуд - значит зажечь ее и тут же потушить.[49] Окна были в полуметр диаметром, одно окно освещало весь дом; монеты, потерянные девушкой, были частью ее приданного - эта, и многая другая информация помогает лучше понять притчу.

 

 

3.Определение главной мысли.

На протяжении всей истории центральный вопрос по отношению к притчам заключается в следующем: что в притче главное, а что второстепенное? Хризостом и Феофилакт считали, что в притче заключается только одна главная мысль. Августин, соглашаясь с этим принципом, на практике часто расширял свое толкование до мельчайших подробностей. В недавние времена Соцеюс (Cocceius)  и его последователи категорически утверждали, что каждая деталь притчи имеет значение.[50]

А. Итак, на протяжении всей истории было два противоположных ответа на этот вопрос. К счастью, сам Христос оставил нам пример толкования своих притч (о сеятеле: Мф 13:1-23; о пшенице и плевелах: Мф 13:24-30, 36-43.). Его толкование можно назвать находящимся посередине между крайними взглядами, упомянутыми выше: в толковании Иисуса можно обнаружить как центральную, главную идею, так и выделение подробностей, в той мере, в какой они относятся главной идее.

Таким образом, из толкования Христом Своих притч можно извлечь два правила:[51] 1) в притчах есть центральная, главная мысль учения и 2) подробности имеют значение в той мере, в которой они относятся к этой главной мысли. Детали не имеют самостоятельного значения, не зависимого от этой главной мысли. Толкователи сравнивают главную мысль притчи с осью колеса, а подробности - со спицами.

Б.Вопрос о значении разрешается также на уровне терминологии. Поскольку притча использует земную реальность, находя в ней параллели духовным законам, трудно ожидать, что возможно совпадение по многим пунктам. Т. е. в жанре притчи автор ограничен - он может пользоваться только тем, что уже существует, подбирая наиболее подходящую иллюстрацию. Когда же речь идет об аллегории, то направление движения здесь несколько иное. Автору не нужно подыскивать наиболее подходящие примеры из действительности - он пользуется своим воображением и создает вымышленную реальность, которая может буквально во всем соответствовать духовным принципам, которые он желает проиллюстрировать. Здесь нет сложности выбора, совпадение можно создать по всем пунктам. Итак, исходя из терминологии, притча может иметь только одну главную идею, которая дополняется необходимыми, менее значительными субъектами.

В. Важно также помнить, что притчи Христа были предназначены не для  человека читающего, а для человека слушающего. Люди не могли исследовать притчу подробно, вникая в каждую деталь, как можем делать сегодня мы, обладая записанным текстом.[52]

4.Притча не может быть основой для построения доктрины.[53] Суть этого принципа состоит в том, что более ясные отрывки Писания используются для пояснения более непонятных, но не наоборот. Поскольку по своей природе притчи менее ясны и являются лишь иллюстрацией, их не следует использовать как основу для доктрины.

5.Развитие духовного слуха.[54] Христос неоднократно именно в контексте произнесения притч говорит: «Имеющий уши слышать, да слышит!» - Мф13:9.

 

IV. Цель использования притч.

Неоднократно в пасторской работе приходится сталкиваться еще с одним важным вопросом, касающимся притч. Этот вопрос звучит примерно так: с какой целью Христос говорил притчами, не излагая просто принципы? Делал ли Он это для того, чтобы зашифровать Свое учение, передать многоуровневую информацию? Иными словами, однозначен ли смысл притч?

1. Однажды Иисусу Христу также задали этот вопрос: «для чего притчами говоришь им?» - Мф 13:10. Ответом Христа было: «Потому говорю им притчами, что они видя не видят и слыша не слышат, и не разумеют» - Мф. 13:13. Следовательно, притчи необходимы для того, чтобы люди обрели некое особое зрение и слух. Как мы видим, притча  служила наглядной иллюстрацией, аналогией, сравнением, которое проясняло смысл вечных истин для духовно слепых и глухих людей. Таким образом главная цель притч, исходя из слов самого Иисуса и определения термина «притча», заключается в разъяснении, а не запутывании смысла для слушателей, расшифровке, а не зашифровке, раскрытии смысла, а не в сокрытии его. Параллельный текст у Марка (4: 10-12) хотя и не так ясен, как у Матфея, все же несет одну с Матфеем идею.[55]

а. Слушатели Христа понимали Его притчи. Например, Мф 21:45,46: «И слышавши притчи Его, первосвященники и фарисеи поняли, что Он о них говорит, и старлись схватить Его; но боялись народа, потому что Его почитали за пророка.» Контекст показывает, что здесь идет речь о двух притчах, о двух сыновьях и о винограднике. Далее, Мф 13:51: «И спросил их Иисус: поняли ли вы все это? Они говорят Ему: Так, Господи!». Эти слова следуют за целым рядом притч о Царствии и ученики понимают все. Законник, которому Иисус рассказал притчу о милосердном самарянине (Лк 10:25-37), понял ее. Действительно, притчи содержат довольно ясный смысл.

б. Интересно отметить, что эту же цель преследовали и раввины времен Христа, что говорит о том, как слушатели Великого Учителя должны были реагировать на притчи. «Притчи никогда не произносились ради самих притч, но всегда для того чтобы проиллюстрировать, доказать, или объяснить какой-либо вопрос. Смысл того, что пыталась донести классическая раввинская mashal, редко вызывает сомнения, потому что он проясняется как контекстом, так и ясным применением, которое встречается в подавляющем большинстве случаев»[56]

2. Однако, как это не парадоксально, есть и другая сторона этого вопроса. Ученики Христа не понимали вначале Его притчи. Почему? Наверняка притчу о сеятеле можно было бы понять без толкования Христа.[57] То же еще с большей уверенностью можно сказать и о других притчах.[58] Причина здесь связана с первой целью использования притч. Проблема не в том, что очевидный смысл притчи неясен, но в том, что человек не соглашается по каким-то внутренним причинам с мыслями, излагаемыми Христом. Человек, который живет в другой системе ценностей, подходит с другими предпосылками и поэтому не воспринимает духовные истины.

а. Это, с другой стороны, помогало Иисусу порицать некоторые пороки, не говоря о них открыто на начальной стадии Своего служения. В народе постоянно находились шпионы, доносившие каждое слово, поэтому притча давала возможность донести обличение не вызывая обвинений в открытом бунте.

3. Штайн[59] предлагает еще одну причину, которая не выражена открыто, но, безусловно, присутствует в притчах: пробудить слушателей, сделать особый акцент.

4.   Возможно, еще одной причиной частого использования Христом притч является то, что слушатели могли легко запомнить их и ярко передавать другим.[60] Таким образом истина не подавалась в абстрактных философских категориях,  но звучала языком самой жизни.

 

 

 

Г. Заключение. Общие выводы.

 

На основании проделанного исследования можно предложить следующие краткие определения.

I. Евангелия.

1.   Жанр Евангелий уникален для литературы первого века. Евангелия представляют собой библейский повествовательный исторический богословско-биографический жанр.

2.   Небольшие расхождения в деталях евангельских повествований могут объясняться инспирацией мысли, фактом передачи арамейских изречений по-гречески и принципом адаптации.

3.   Отличительные правила толкований Евангелий могут сводиться к вербальному сравнению, контекстуальному сравнению, первенству очевидцев, соборности информации различий, первенству хронологии Иоанна.

II.  Притчи Христа.

1.   Притча - это расширенное сравнение, земная реальность, сравнивающаяся с духовной реальностью.

2.   По форме притчи Христа можно классифицировать на притчи - поговорки, простые притчи и повествовательные притчи.

3.   Основные правила толкования притч заключаются в важности литературного и исторического контекста, выделении главных и сопутствующих деталей, запрете на использование в качестве основы для доктрины, развитии духовного слуха.

4.   Основные цели использования притч Христом заключаются в том чтобы пояснить духовную истину, защититься от шпионов, вызвать интерес, помочь запомнить вечные истины.

 

 

Библиография

 

1.   о. Антонини. Б. Экзегезис книг Нового Завета. Москва, 1995 г.

2.   Верклер Г. А. Герменевтика. Принципы и процесс толкования Библии.. Мичиган, Бейкер Бук Хауз. Гранд Рапидс. 1995 г.

3.   Гатри Д. Введение в Новый Завет, Санкт-Петербург, «Богомыслие», «Библия для всех», 1996 г.

4.   Карев А. В. А. И. Мицкевич. В. А. Попов Экзегетика.. Санкт-Петербург, 1997 г.

5.   Кряжицкий А.. Притчи. Учебная книга. Москва, 1994 г.

6.   Фи Г. Д., Стюарт Д. Как читать Библию и видеть всю ее ценность. Санкт-Петербург, «Логос». 1993 г.

7.    Фи Г.  Экзегетика Нового Завета, Санкт-Петербург, Христианское общество «Библия для всех», 1995 г.

8.   Финли М. Изучаем вместе.

9.   Хазель Г. Понимая живое Слово.

10. Bailey J. L. and Vander Broek L. D., Literary Forms in the New Testament, Westminister/John Knox Press, Louisville, Kentucky. 1992

11. Ed. Black D. A., Dockery D. S., New Testament Criticism & Interpretation, Zondervan Publishing House, Grand Rapids, Michigan, 1991

12. Feine, Behm, Kummel, Introduction to the New Testament, Nashville Abingdon Press, New York, 1966

13.  Harris Stephen L., The New Testament, A Student’s Introduction, Mayfield Publishing Company, Mountain View, California, 1988

14. Ed. by Hyde G. M., A Symposium on Biblical Hermeneutics, The Review and Herald Publishing

 Association, Washington, D. C., 1974

15.McArthur H. K, Johnston R. M., «They Also Taught in Parables», Academie Books, Grand Rapids, Michigan, Zondervan Publishing House, 1990

16. Miller Adam W., Introduction to the New Testament, Warner Press, Anderson, Indiana, 1984

17. The SDA Bible Commentary, Review and Herald Publishing Association, Washington, DC 20039-0555, Hagerstown, MD 21740

18. Tenney M. C., New Testament Survey, WM. B. Eerdmans Publishing Company, Inter-Varsity Press, 1985

19. Thiessen H. C., Introduction to the New Testament, WM. B. Eerdmans Publishing Company, Grand Rapids, Michigan, 1943

 

 

 

 

 

 

---